Z 400758172565
41001396421581
Книжная полка
| Главная » Книжная полка » КОПИЛКА КЛУБА (Работы постоянных членов клуба) » Ярцева (Степанова) Г. А. |
"ВАДЬКА ВЕРСАЛЬСКИЙ"
Начинаю с далеких двадцатых годов. Жили мы в поселке Ильинка, возле клуба « Пролетновь» (кстати, никто в поселке не знал, что значит это слово). И еще нельзя не вспомнить знаменитую водокачку, откуда день и ночь носили и возили воду: женщины – ведрами, а мужики – бочками. Домик наш деревянный, рубленый, два окна в садик, два во двор. Домик утопал в кустах малины и черемухи. Зимой его заносило снегом так, что не видно окон, иногда трудно было открыть входную дверь. О, как в свои «мудрые» десятки лет я ясно вижу тот уголок, и кажется мне, что было это все во сне… Была у нас крошечная веранда, выходившая в огород, с точеными красивыми перильцами с любовью сделанными моим отцом - краснодеревщиком, возле которых, поднимаясь выше перил, пышно цвела крапива. Этот волшебный кусочек земли в детстве для нас, ребятишек, был в наших играхкораблем, магазином, больницей… Ведь детская фантация так богата! У нас не было роскошных игрушек, как в это время. Машинки братьям делал наш папа, а куклы для нас с Нюсей шила мама из тряпок, хорошо, если покупала фарфоровую головку для куклы, – это было шиком! Но любимой игрой была игра в магазин и в «маму с папой». Тогда Борис, как старший из мужчин, был директором, он даже рисовал углем усы и надевал папин картуз, Нюська кассиром, я - продавцом. Продуктами служили: репа, морковь, бобы, горох. Так как все это росло рядом, в огороде, играть в магазин приходил к нам чаще всех Вадька Версальский, сын режиссера местного театра, он был покупателем. Это был замечательный мальчик. Он резко отличался от местных мальчишек, даже от братьев: был сдержан, не кричал, не дергал меня за волосы, не плевал сквозь зубы. И одевался не так, как наши поселковые дети: чистенькие рубашки, короткие красивые трусики, белая панамка и всегда в кармашке носовой платок. От него пахло чем – то приятным, наверное, одеколоном – думала я. Ведь они богатые, а главное – интеллигенция. Внешне он непримечательный: мальчик моих лет (мне в ту пору было семь). С первой встречи я обратила внимание на его лаковые туфельки (вот бы мне такие!). Волосы у Вадьки были светлые, длинные, слегка курчавые, личико кругленькое, нежное, улыбчивое, в верхнем ряду, впереди не хватало двух зубов – точнее, там прорезались новенькие два зуба. Когда он улыбался, на щеках появлялись милые, забавные ямочки, а голубые глаза, опушенные длинными темными ресницами, почти закрывались. Вадька в начале не обращал на меня внимания, играл с братьями, говоря: «Чего я с девчонкой буду играть?» Мне было обидно. Тогда я старалась щипнуть его, толкнуть, дать понять, что я есть, что пусть он играет со мной, но он не обижался, а только улыбался беззубым ртом. Иногда, лежа в постели, ожидая сна, я мысленно представляла себе Вадьку взрослым, большим и красивым парнем. Мы играем в хоровод, в «ручеек», и Вадька смотрит на меня каким – то особенным, другим взглядом. И улыбается! Зубы у него были чудесные! Он берет меня за руку и ласково говорит: «Галя, а ты красивая девочка. Будем дружить!» Я просыпалась радостная. Будем! И как то само собой подружились. Это влечение друг к другу необъяснимо! Это так наивно, так мило! Когда мы играли в « папу и маму», мы оба хотели быть семьей, чтобы Вадька – папа, а я – мама. «Жили» мы тогда в маленьком шалаше, сделанном возле веранды. Вадька работал начальником на фабрике, уходил для этого в огород соседки, тети Марии Маточкиной, что – то там делал, а я готовила ему «обед» из овощей. Если мне в мужья Борис назначал другого мальчика, Вадька выходил из игры. Однажды, когда «магазин» работал вовсю, Вадька был воришкой, он полез по перильцам воровать конфеты ( резаная репа), Анна толкнула его, защищая богатства «магазина», и Вадька упал в самую гущу крапивы! Какой плач! Больше плакали мы, покупатели. Какой переполох! Нуська вытащила Вадьку из крапивы, тот умывался слезами, но перестал кричать, видать было стыдно. - Вадя, тебе больно? Больно? – я глажу его по голой спине, а там красные пятна. Чем больше глажу, тем пятна больше. - Не надо, Галя, не гладь, хуже! – умоляет Вадька. - Ребята, я знаю что надо делать! Решительно сказала Нюська. – Надо посикать ему на спину… Я слышала. Она согнула Вадьку, сказав: - Борис, Миша, сикайте! Братья не растерялись, а Нюська стала еще струйки мочи прихлопывать рукой. Вот тут Вадька закричал… Да так громко, что вышла тетя Маруся и разогнала толпу « лекарей». Я плакала, ой, как плакала! Тетя Маруся увела Вадьку к себе и там чем – то успокоила его. Несколько дней Вадька не появлялся. Я переживала, втихомолку плакала за печкой – голландкой. Отсутствие Вадьки заметила мама: - Где же это наш артист? Почему он перестал играть с вами? - Да, кажется, заболел! – нашелся с ответом Борис. Мы все молчали. И наконец он пришел! Пришел каким – то другим, серьезным, но доброжелательно поздоровался, сказав: - Играть как – нибудь будем? – и посмотрел на меня.. - Будем Вадя. А ты на нас не сердишься? Правда, не сердишься? - Нет, Галя , не сержусь. Я сам виноват… Нога сорвалась, соскользнула. Нюська подошла, погладила Вадьку благодарно и поцеловала в щеку. Я сделала тоже самое. И игра началась… Однажды мама пекла шаньги с картошкой( наши любимые), а мы с аппетитом уплетали одну за другой. Пришел Вадька, встал у стола, руки назад и с завистью смотрит, потом говорит: - Моя мама такие не умеет! Я соскочила с табурета, усадила Вадьку и поставила перед ним тарелку с шаньгами. - Это …саньги? – шепелявил он беззубым ртом, облизывая губы… - Вкусные саньги! Лето подходило к концу. В огороде убрали овощи, чернели пустые грядки, лишь кочаны капусты выделялись зелеными шарами на черном фоне земли. Мама сшила мне новое платье, за лето я вытянулась, подросла, а главное – скоро в школу. « Магазин» наш не работал. Чувствовалось дыхание осени. Как – то в воскресение после обеда, пришел Вадька. Мы его не узнали! Шикарно! В матроске, в синих брючках, в матроской фуражке. Она с ленточками, на ленточках – якоря. Как екнуло мое сердце! Милый Вадька! Тебе идет быть моряком. Мы все окружили его, смотрели на его матроску, щупали ленточки ( Настоящие! С якорями!).Вадька в упор, не отрывая взора, глядел на меня, а потом не то радостно, не то печально промолвил: - А мы завтра уезжаем. Папу переводят в другой город, - и вопросительный взгляд на меня. У меня захватило дух! – Уезжает Вадька, уезжает! Завтра! – и слезы… Мне и стыдно, и как – то очень, очень жалко Вадьку, и обидно, что не увидит он мое новое платье. - И зачем это взрослые уезжают и увозят с собой детей? Значит, мы с Вадькой больше не будем играть в « папу и маму», я не увижу его голубых глаз, ямочек на щеках и не услышу милое слово « саньги». Мы смотрим долго в упор друг на друга, окружающие нас ребята молча наблюдают за нами. Я видела, что Вадька тоже был готов заплакать, но держался и потом, как взрослый, серьезно и веско сказал при всех: «Когда я вырасту, я приеду в Асбест. Может я стану как папа, артистом, может – моряком. Ты, Галя, не дружи ни с кем, жди меня. Я…» - он не мог дальше говорить, резко отвернулся, не сказав ни слова, снял с головы свою новую бескозырку и вышел. - Пижон какой! Как большой! Что он тебе, жених, что ли? – насмешливо заметил Борис. Я молчала, только слезы текли и текли по щекам, соленые детские слезы! Первые слезы о … друге. И о каком! О мальчике! Жизнь распоряжается человеком. Как она распорядилась с Вадькой? Кем он стал? Помнит ли он Асбест, наш « магазин», крапиву и первую подружку Галю? Неизвестно! ВАДЬКА Ах, Вадька, где же ты теперь? Душа так в детство рвется! За нами лет ушедших твердь, - Жаль, детство не вернется. Кто ты, артист или моряк? Тогда хотел ты стать им! Могло случиться и не так, Быть может, ты – писатель? И кудри твои, как мои Теперь белее снега. Метели лет их замели, - От детства нет и следа. Ах, Вадька, милый, где же ты? | |
| Просмотров: 384 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
