Книжная полка

Главная » Книжная полка » КОПИЛКА КЛУБА (Работы постоянных членов клуба) » Чемякин И. Г.
Амурские волны
Домишко купили совсем недорого на отшибе небольшой деревушки, недалеко от города. Уехали из городской квартиры, где оставили дочь, зятя и девочек-подростков. Жить в тесноте тяжеловато стало. Не очень-то разбежишься в двух крохотных комнатушках. Подумали, подумали как-то, собрали «лишние» деньжонки, оставив только на крайний случай, чтобы потом не шибко детей обременять расходами, и подались в сельскую местность. В деревеньке Георгию Ивановичу и Анне Васильевне нравилось. Огородишко, банька, сарайчик. Рядом с банькой, в дальнем конце усадьбы, теплая малуха. Там дед Георгий мастерил что-нибудь. Бывало, и ночевал, подтопив, если зима на дворе, печурку.
И тишина осязаемая. Руками погладить можно, вдохнуть.

Зимой, конечно, плохо. Темнеет рано, светает поздно. Сидят вечерами за столом друг против друга, радио слушают, фотографии рассматривают, старые газеты перебирают.

А то Анна Васильевна стряпню затеет или одежку какую латает. Георгий Иванович достанет с полатей «хромку», оглядит её, развернёт мехи, и заполнят избу, выплывут в темень морозную мелодии времён их молодости. Песни, вальсы.
Особо любили вальс «Амурские волны». Виделась бескрайняя водная ширь: то тихая, то неспокойная, как их долгая совместная жизнь, волны, накатом идущие на берега, падающие в черноту воды чайки.

Служившему в далёком далеке на флоте Дальнего Востока Георгию Ивановичу море часто снилось, и песни о море глубоко бередили душу. Вальса о море не слыхивал, вот и выучил самоуком «Амурские волны». Всё-таки те края.
Заиграет его и остановится вдруг на полуноте, вздохнёт:
- Помнишь, Аннушка?
- Помню. Как не помню, - вздохнёт в ответ жена.
А о чем он спросил и что она помнит - неважно. Хорошо - и все тут.

Летом, закончив дела по хозяйству, случалось, ходили на кладбище, что было неподалеку на высоком холме, в излучине реки. Походят меж могилок, на берег выйдут. На той стороне - луга, поля, дальше лес чернеет. Так бы и полетели в голубое небо, как в малолетстве во сне летали. Высоко, радостно, легко.
В последние годы сны приходят какие-то безысходные, вязкие. Ни бежать, ни взлететь, ни дышать. И после сна на душе тяжко.
Задремал как-то Георгий Иванович в малухе и привиделось ему, будто они с Аннушкой по кладбищу бродят. Где крест поднимут, где чью могилку маленько поправят.

И накатил внезапно туман. Где река? Где деревенька? Потерялась и Аннушка. Кричит, зовёт её, а голос в вате тумана увязает. И бежит он, бежит, перекатываясь через холмики, о кресты ушибается.
Вскочил с топчана, в избу торопко побежал. С порога понял: нет больше Аннушки. Лежит на кровати как живая. Вот-вот встанет, печку затеплит. И ни на что ведь не жаловалась в последнее время...

Место на кладбище выбрал самое высокое.
В ясный день от избы хорошо видно. Посадил у могилки калину и осинку, чтобы по весне белый цвет пораньше увидеть, а осенью будет долго трепетать листочками осинка. Бордовыми, красными, жёлтыми.

...Перебрался Георгий Иванович в малуху окончательно. Взял с собой одежду, документы, фотографии, кое-что из немудрящей мебели. В избу ходил прибрать, разве что печь истопить. Дымком дать знать Аннушке, что жив, мол. Потерял Аннушку на пятую осень, а весной река взбрыкнула, «вспомнив» вдруг старое русло, старицу, и оказалось кладбище на том берегу.
Изладил Георгий Иванович лодочку маленькую. По весне на калиновый цвет веслом правит, летом на береговые приметы, осенью не даёт сбиться осинка. Зимой тропку вешками метит.

«Только работать, только работать, - твердил сам себе старик. - Иначе пропаду». Ковырялся безустанно на огороде, где что поправит, подновит. Собачонку бездомную приютил. Всё живая душа. Заиграет на гармошке, а та поднимет мордочку и поёт, поёт. Тоскливо.

- Ну тебя к лешему! И так тошно, - незло бросит Георгий Иванович и отставит гармонь.

Прошлым летом гроза случилась ночью, какой дед Георгий не помнил на своём веку. Проснулся от страшного грохота и сверкания молний. Казалось, сейчас расколются, рассыплются в прах и изба, и малуха. Поначалу и внимания не обратил, что в оконце и без молний постоянное сияние. Когда раздвинул занавески - изба догорала. Ни спасать, ни тушить нечего.

На рассвете обошёл пожарище, подобрал, что ещё могло сгодиться. Среди черноты угольев высилась печь. На зонте трубы закопчённый жестяной петух голову склонил чуть вбок и вниз, словно у хозяина спрашивал:
-  Как дальше-то жить будем?
- Жить надо, брат, жить... Что тут поделаешь... Печь затоплю сейчас. Бросил в топку сухих полешек, сверху сырья кинул, чтобы дым из трубы гуще шёл. Зажёг лучинки. Если бы кто видел эту картину со стороны, подумал бы: «Рехнулся старик. Среди голого подворья печь топит».

Густой белый дым поднялся высоким столбом, остановился грибом, потом слоисто на холм повернул, где калина с осинкой зеленели, где будто прямо за ними насторожённо поднималось солнце.

Сходил Георгий Иванович в малуху, принес гармошку, присел перед открытой дверцей на обгорелое бревно, растянул мехи, и поплыли в поле, за речку

«Амурские волны».
Там, где багряное солнце встаёт,
Песню матрос на Амуре поёт.
Песня летит над широкой рекой,
Льётся песня широко,
Песня широко льётся.
И несётся далеко...
... «Всё у нас ладно, Аннушка. Всё хорошо».

Категория: Чемякин И. Г. | Добавил: Mila1470 (29.11.2013)
Просмотров: 386 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Войдите:
avatar